Сегодня мне прислали одну статью (см. ссылку в конце). Статья — рассказ бывшего христианина о том, как он и другие верующие отходят от веры. Главной причиной он называет влияние хорошего образования в ВУЗах.

Автор, старательно избегает неполиткорректных терминов, типа «узость мышления», но от изменения терминов, смысл статьи остается тем-же. «У нас всех есть эпистемологические ограничения (границы понимания). Принимая это во внимание, я думаю, что существуют две основные причины, почему религиозные люди не могут выработать критического подхода к предмету своей веры.»

Но обладает ли сам автор критическим подходом к предмету своих убеждений? И не работает ли в его жизни упомянутый им эффект Даннинга-Крюгера? (чем меньше опыт и знание, тем больше убежденность в своей правоте). Насколько убежден сам автор?

Одной из причин убежденности верующих он считает «мотивированное суждение», то есть эмоциональную связью между субъектом веры и предметом его убеждений. Не буду утверждать, что этот фактор неважен. Не случайно мы призваны «не оставлять собрания». Люди рядом с нами, социальные связи влияют на нас. Но ведь тоже самое действует и в жизни автора. Я не знаю всего его пути к отрицанию веры, но в нынешней ситуации он пишет, что у него есть своя группа последователей в сети, он ощущает, что сделал публично важный и смелый шаг. Теперь отказаться и повернуть обратно будет сложно и эмоционально и по социальным причинам. Поэтому его мышление также не является настолько объективным и критическим, как он пытается показать.

Но проблема, о которой он говорит, существует: замалчивание серьезных вопросов, упрощение веры действительно существует. Например, сегодня прихожане многих церквей слишком легко ставят знак равенства между библейской верой и шестидневной эволюцией (хотя даже у отцов церкви не было единства во мнениях по этому поводу). После прочтения пары книжек младокреационистов, начинает казаться, что мы легко заткнем за пояс любого профессора эволюциониста. И все, кто думают иначе, кажутся нам отступниками. А когда встречаемся с по настоящему образованным человеком — теряемся. И вера, связанная с одним определенным толкованием, подвергается испытаниям.

Церковь обходит сложные научные, этические вопросы стороной. В целом, это естественно. И часто даже оправданно. Многие люди и не нуждаются в подобных усложнениях. Многие уснут или разойдутся, если церковь превратится в научный дискуссионный клуб, где мы будем говорить на научном (даже богословском) языке. Представьте, что пастор решил разобраться, например, с этическими аспектами убийства. Он доложен будет поговорить об убийстве в рамках государственного законодательства в мирное время или в случае войны, с позиции отдельного человека. Поговорить об убийстве в состоянии аффекта или из соображений самозащиты. Для каждого из этих вопросов надо будет поднять все библейские тексты Ветхого и Нового Заветов, посмотреть актуальность и применимость их к нашему времени. Нужно будет объяснить, почему мы считаем одни из них нормативными, а другие просто описательными. Поднять исторические документы и сравнить с этикой других народов того времени... И, только после этого можно будет начинать дискуссию по выработке общей позиции... Сколько прихожан останется в его церкви к окончанию такой программы?

Такие рассуждения не впишутся в программу воскресного богослужения или даже отдельной конференции, куда приглашены все члены церкви. Поэтому подобные дискуссии проходят в ограниченной аудитории, среди людей, у которых уже существует определенный общий понятийный аппарат (научный язык), у которых уже есть общая позиция по базовым подходам к тому, что считать доказательной базой. Более того, бОльшая часть прихожан не сможет понять даже результатов подобных дискуссий. И тем более прокрутить в своей голове всю сотню другую принципов и нюансов, которые будут сформулированные в итоговом резюме.

Но это не значит, что такие дискуссии не нужны. Главной задачей пастора будет, донести до церкви, что любовь и умение прощать — важнейшая добродетель. А если человек в какой-то ситуации возьмет в руки оружие или отомстит обидчику — помочь ему разобраться с тем, насколько это было оправданно.

Проходят большие конференции и дискуссии по биоэтике. Но большинству прихожан совсем не обязательно вникать во все детали вопросов. Для них граница между активной эвтаназией и пассивной — пустой звук. Гораздо важнее научить их ценности человеческой жизни. А с женщиной услышавшей о том, что у нее внематочная беременность встретиться отдельно и помочь сделать сложный выбор.

Но церковь должна знать, что подобные дискуссии проходят. И видеть, что христиане есть с разных сторон «баррикад». И для самых разных убеждений найдется место в рамках церкви. Что есть христиане и среди эволюционистов. Важно показать, что сложные вопросы не замалчиваются. И задавать вопросы — нормально! Атеисты часто хвалятся тем, что они дают свободу мысли, делают людей способными спорить. Но ведь этот навык вырабатывался веками богословских дискуссий. Августин видел в шестодневе смысловой порядок больше, чем хронологический. У Дарвина были друзья и сторонники среди верующих людей. Коперник и Галилей творили при поддержке многих влиятельных духовных лиц. И сегодня мы должны иметь смелость признать широту возможных мнений. Но не обязательно отсутствие своей осведомленности об этих дискуссиях делать поводом для обвинений в примитивности веры, которая разрушается наукой. Сложные вопросы — это нормально, и даже отсутствие готовых ответов на них, еще не является поводом для отказа от веры.
Юрий Стасюк: Путь от веры к атеизму