В Чехии на днях произошла необычная история. 26-летняя женщина отсудила у больницы более трех тысяч евро за неудачно сделанный ей аборт. Она носила двойню, но неумелый врач удалил лишь один плод. Второго ребенка женщина доносила. Дело тянулось 7 лет, за это время сменился судья – прежнего отстранили от ведения дела, когда он попытался убедить женщину отозвать иск.

Мать, сейчас воспитывающая девочку вместе с детьми от другого брака, получила компенсацию. С точки зрения права – за плохо проведенную медицинскую процедуру (аборты в Чехии, как и в большинстве европейских стран, легальны). С точки зрения житейской логики – за то, что у нее родился ребенок, которого она не хотела. Но, видимо, захотела позднее, коль скоро не отказалась от дочки и растит ее. Однако деньги – взяла.

Рассказав об этой истории в своем блоге, я получил разные комментарии. Одни соглашались со мной в том, что поступок истицы, безупречный с правовой точки зрения, трудно назвать красивым. Другие полагали, что главное – наказать непрофессионализм врачей. Третьи ссылались на гуттаперчевую формулу «не судите, да не судимы будете». Дискуссия показалась мне любопытной, потому что проблема куда шире дела о полуудачном аборте. Она – философская. С одной стороны, решение, принятое по закону, не всегда снимает этические вопросы. С другой – рассуждая об этих вопросах, люди часто расходятся во мнениях о том, «что такое хорошо и что такое плохо».

Как давно установили психологи, любая культура репрессивна, так как основана на системе тех или иных табу: что делать (или не делать) «стыдно», хоть не всегда запрещено (или разрешено) законом. Скажем, дуэли среди офицеров и вообще дворян в разных странах неоднократно запрещались монархами, главнокомандующими и прочим начальством. Не помогало. Люди рубились и стрелялись (на горе русской литературе, потерявшей так двух классиков), потому что не смыть обиду кровью в рамках той культуры считалось постыдным. Законодательный запрет не совпадал с обычаем, сопротивлявшимся закону. И ситуация изменилась только с закатом дворянства как элиты общества, то есть с изменением самой культуры.

Другой пример – современный. Во многих странах действуют законы, карающие за отрицание Холокоста. Оно бы и хорошо, но напрашивается вопрос: а был бы нужен такой закон, если бы в обществе действовало неформальное табу на расизм и нацизм? Если бы человек, отрицающий преступления Гитлера, автоматически становился «нерукопожатным» и попадал в социальную изоляцию, которая хуже тюрьмы? И не боятся ли на самом деле власти стран, где сажают за отрицание Холокоста, того, что среди их граждан слишком много таких, кто в глубине души не считает отрицание нацистских зверств постыдным? А раз табу не всеобщее – подкрепим его законом.

С несовпадением законов и обычаев мы сталкиваемся на каждом шагу. Закон запрещает воровать, но честный высокопоставленный чиновник в любой постсоветской стране покажется белой вороной не только своему окружению, но и «широким массам»: вот дурак, не сумел воспользоваться положением! Или он трусит? А попробуйте представить себе рядового, пришедшего в армию и живущего строго по уставу... Проблема не в том, что формальные законы и обычаи не совпадают – так будет всегда. Тревожит то, что свобода все чаще толкуется именно как отсутствие табу.

Слишком много запретов – плохо. Но культуры, лишенные их вовсе, разрушаются и гибнут. Историки всегда находят этому разнообразные объяснения. Предлагаю еще одно: они умирают от бесстыдства.

SvobodaNews.ru