B старых советских фильмах режиссеры часто использовали один и тот же прием. Герой приезжает из какого-нибудь отдаленного поселка в Москву. Он шокирован ее мощью, техническим прогрессом, испуганно шарахается от снующих туда-сюда автомобилей, пытаясь не потеряться в огромном городе. Особенно поражало заезжего провинциала московское метро – венец научно-технического прогресса того времени. Вот ошеломленный провинциал топчется возле эскалатора, не решаясь встать на ступеньку. Наконец, осенив себя крестным знамением, он все-таки делает шаг в неизвестность, ступая на убегающую из-под ног ленту. Возможно, таким образом авторы старались показать несоответствие патриархального, отсталого жизненного уклада, сохранившегося в провинции, современному урбанистическому ритму жизни. Однако житель мегаполиса, вырвавшись из привычного окружения и оказавшись где-нибудь на селе, испытывает не меньший шок. Мой первый опыт знакомства с деревней (поездки на дачу не в счет) приходится на сравнительно взрослый возраст. Помню полнейшее несоответствие сельского темпа жизни городскому, к которому я привык. Это проявлялось абсолютно во всем – в том, как люди разговаривали, ходили, делали покупки в сельпо. Больше всего поражало отношение сельских жителей к времени.
Современный горожанин находится в постоянном цейтноте. Он боится не успеть сделать то, что запланировал на день, на год и, наконец, на всю жизнь. На первый взгляд эта боязнь указывает на мудрое отношение к времени человека, который помнит, что «дни лукавы» (Еф 5:16). Но только на первый взгляд. В действительности же она у многих горожан превращается в настоящую фобию и суету. Бесконечные потоки машин на улицах и толпы бегущих людей в метро провоцируют мысль «Они торопятся куда-то, а успею ли я?».
Мы заражены вирусом спешки. Трудно не заразиться им. Спускаясь в метро, люди бегут вниз по эскалатору даже тогда, когда у них достаточно времени и торопиться абсолютно некуда. Начинает казаться, что просто стоять на движущемся эскалаторе – значит терять слишком много времени.
Мы спешим по жизни, подгоняя друг друга. Сегодня для горожанина бег не способ передвижения, а скорее, философия бытия. В Правилах дорожного движения есть пункт, рекомендующий водителям двигаться по проезжей части со скоростью потока. Те, кто ездит на автомобиле, вероятно, замечали, как во время движения кто-то набирает скорость, за его машиной устремляется другая, третья… И вот уже множество машин втягивается в гонку. Водитель автомобиля, несущегося с огромной скоростью, подвергает риску и себя, и окружающих, а приехав домой, он может лечь на диван и в течение трех-четырех часов смотреть телевизионные программы, которые, по большому счету, его совершенно не интересуют.
Кажется, что спешащие люди куда-то опаздывают, что их ждут невероятно срочные дела, что у них расписана каждая минута. Но это вряд ли соответствует действительности. Среднему горожанину непременно хочется быть первым даже там, где в этом нет никакой необходимости. Если кто-то его обгоняет, он увеличивает скорость.
Сразу после приземления самолета житель большого города старается как можно раньше протиснуться к выходу, он вскакивает с места, не дождавшись остановки самолета, невзирая на предупреждение экипажа. Причем делает он это, зная, что потом все равно будет ждать багажа, но ему хочется и здесь быть первым.
Каждый день в многомиллионном мегаполисе умирают десятки и сотни людей. В то же время тема смерти – при всей доступности информации – в современном городе табуирована. Нет, если речь идет о катастрофах и трагедиях, повлекших за собой человеческие жертвы, то эта информация, безусловно, будет представлена в СМИ. Но тему самой смерти мы старательно обходим. Причина, на мой взгляд, состоит в том, что смерть просто не вписывается в картину «всеобщего забега». Смерть никак не ассоциируется у нас с движением, тем более со спешкой, и поэтому мы просто стараемся ее не замечать и избегаем любого напоминания о ней. Мы всячески отгоняем от себя мысль о том, что дистанция нашего забега не бесконечна. Удивительно, но человек, проживающий в сельской местности, чаще видит смерть, чем городской житель. В небольшой деревне трудно найти человека среднего возраста, который бы ни разу в своей жизни не бывал на похоронах, а в городе таких очень много. В большом городе, живя в многоквартирном доме, мы иногда узнаем о смерти соседа по лестничной площадке лишь спустя несколько недель. Городская культура словно оберегает граждан от неприятных известий. Да и трудно на бегу что-то заметить. Как поется в одной советской песне, «отряд не заметил потери бойца».
В библейские времена люди ясно сознавали свою зависимость от Бога. Удастся ли собрать урожай? Пошлет ли Бог дождь тогда, когда он необходим, и не будет ли осадков слишком много? Расцветет ли смоковница? Все ли будет в порядке с овцами в загоне? Ежегодно толпы людей собирались на праздники седмиц и сбора первых плодов, упоминаемые в книге Исход (см.: 34:22). И все благодарили Бога за хороший урожай.
Сегодня мы автономны и независимы в своих иллюзиях. Среда, питающая их, – мегаполис. Когда по телевизору сообщают о засухах или наводнениях, это, в общем-то, не очень нас беспокоит. Мы знаем, что у нас под окнами есть супермаркет с продуктами. Связь между нашим холодильником и Творцом кажется далекой и трудноуловимой. Для многих горожан сама идея Бога выглядит совершенно неуместной на фоне ярких витрин и мчащихся автомобилей. В толпе легче поверить, что все зависит от тебя. На бегу легче казаться себе деловым и целеустремленным. И лишь иногда, вне городской суеты, где-нибудь в чистом поле, человека вдруг посещают мысли о неведомом покое, но… он пугается этого и вновь стремится вернуться на свою «беговую дорожку», боясь отстать от других.