Обе эти сферы, безусловно, важны и крайне необходимы. Особенно в нашем обществе, где наркомания и алкоголизм растут, а преступность по-прежнему очень высока.
В этих направлениях служения религиозные организации (в том числе и евангельского направления) достигли определённого успеха. Цифры тут приводятся разные и часто расходятся довольно сильно, но процент людей навсегда покончивших с наркотиками после прохождения ребцентров достаточно высок. Также люди, уверовавшие в местах заключения, зачастую после освобождения принимают решение начать новую жизнь. Всё это так, но, как известно, у каждой медали имеется и обратная сторона.
Другая сторона медали
Работа с теми, кто решил «завязать» (будь то наркотики или криминал), необходима. С этим едва ли кто-то будет спорить. Однако это служение (как и любое другое) лишь одна из многочисленных форм церковной работы. Сегодня же, надо признать, иногда едва ли не все силы некоторых церквей направлены лишь на работу с теми, кого принято называть реабилитантами. Конечно, именно больные имеют бОльшую нужду во враче, но разве другие категории населения у нас так уж здоровы?
Мы устроены так, что хотим видеть результаты своего служения немедленно. Пастор стремится к тому, чтобы церковь росла, ректор семинарии заинтересован в постоянном притоке студентов и так далее. При этом в последнее время в евангельских церквях наблюдается сокращение прихожан, а многие христианские учебные заведения не могут набрать студентов на очередной курс. На этом фоне действительно работа с вышеупомянутыми категориями граждан приносит столь ожидаемые плоды.
Люди, освободившиеся из мест заключения или избавившиеся от алкогольной или наркотической зависимости, готовы активно посещать богослужения. Учитывая то, что многие из них одиноки и не имеют возможности устроиться на работу, они часто посвящают церкви больше времени, чем другие верующие. Многие из них готовы стать миссионерами, евангелистами, поступить на учёбу в семинарию.
Сегодня во многих богословских учебных заведениях уже не только не стоит вопрос о конкурсном отборе абитуриентов, но и вообще часто не удаётся набрать запланированное количество студентов на первый курс даже, если принять всех желающих. По целому ряду причин, о которых надо говорить отдельно, молодые люди не рвутся становится пасторами, миссионерами или теологами. В то же время образуется своего рода резерв из тех, кто прошёл курс реабилитации. Как правило, это люди, которые готовы не только посещать библейские курсы в церкви, но и переехать в другой город и поступить, например, в семинарию. Тем более, если она предоставляет учащимся питание и жильё.
Хорошо, когда люди, имеющие совершенно разный жизненный опыт, приходят в церкви. Хорошо, когда служителями и богословами становятся представители разных социальных групп. Можно только порадоваться тому, что люди, выходящие из колоний или вчерашние наркоманы, сегодня имеют возможность получить теологическое образование. В то же время, вряд ли можно назвать ординарной ситуацию, которая может сложиться через несколько лет, когда чуть ли не большинство богословов и служителей в отдельных деноминациях могут составить бывшие заключённые и наркоманы.
Во многом это определяет и преимущественный социальный состав церквей. Так, например, человеку, освободившемуся из мест заключения или вырвавшемуся из наркотического рабства, легче придти в церковь, где находится много людей, имеющих похожий жизненный опыт. Где пастора и проповедники, как никто другой, понимают его проблемы, нужды и чаяния, так как сами прошли через это. Люди больше доверяют тем, кто прошёл похожий жизненный путь.
С другой стороны надо признать, что одновременно с ростом среди прихожан числа реабилитантов, наблюдается тенденция ухода из таких общин людей, если можно так сказать, «обыкновенных», то есть никак не связанных ни с наркотиками, ни с криминалом.
Необходимость многообразия
В церквях могут и должны быть разные люди. Это касается и национальности, и пола, и возраста, и уровня образования. Они могут представлять различные социальные группы. Социальный состав церкви в идеале должен отражать социальную картину общества. При этом, разумеется, будут и «специализированные церкви», но они должны быть скорее исключением, нежели правилом. Так, например, в центре Москвы вполне может быть церковь, бОльшую часть которой составляют цыгане. Пастор в проповеди часто приводит примеры, хорошо понятные цыганам. Музыкальное служение имеет ярко выраженную цыганскую окраску и т.д.
"...Всё Богом схвачено, за всё заплачено,
В Христе Иисусе жизнь рекою потекла.
Пиши себе хана, пропащий лагерный придурок сатана,
Я не подельник твой, я – Божий сын родной,
А ты сгниёшь тут жалким трупом навсегда..."
(отрывок из песни Гинтаса Абарюса)
В Христе Иисусе жизнь рекою потекла.
Пиши себе хана, пропащий лагерный придурок сатана,
Я не подельник твой, я – Божий сын родной,
А ты сгниёшь тут жалким трупом навсегда..."
(отрывок из песни Гинтаса Абарюса)
Могут быть общины, где 80 процентов составляют люди, недавно порвавшие с наркотиками или бывшие рецидивисты. Где-то вполне уместно вместо традиционного евангельского гимна может восприниматься песня, где есть, например такие слова – «Всё Богом схвачено, за всё заплачено». Но можно ли назвать здоровой ситуацию, когда подобные (иногда очень неплохие в своём роде) песни станут массово исполняться во всех церквях во время богослужений?
Хорошо, когда человек, вышедший из мест заключения, имеет возможность учиться богословию. Нет ничего плохого и в том, что прошедший обучение в реабилитационном центре наркоман, начинает изучать экклесиологию, эсхатологию или гомилетику. Но понимаем ли мы, что через несколько лет, если эта тенденция сохранится, едва ли не большинство тех, кому нужно будет развивать эти науки в стране будут только из этой социальной среды? Это, по меньшей мере, заставляет задуматься.
Надо подчеркнуть, что ответственность за складывающуюся картину лежит, конечно, не на тех бывших наркоманах или заключённых. Ответственность как раз на нас, то есть кто, как раньше писали в анкетах «не был и не привлекался». Работу с наркоманами не назовёшь лёгкой и те, кто ей занимаются, знают, как это тяжело. Люди, посвятившие себя этому служению избрали важный и очень нужный путь.
Но, когда мы видим, что в последние годы эта сфера служения становится чуть ли не единственной, то невольно возникает вопрос - почему? Может быть ответ покажется парадоксальным, но не в том ли дело, что, не смотря на всю специфику и трудности этой работы, многим из нас куда проще найти слушателей в среде бывших наркоманов, чем, например, среди людей среднего класса, которые ничуть не меньше нуждаются в Евангелии?