За дверью стоял крик:
- Корова! Тяни ногу, ногу выше! Очнись, тюлень в обмороке, очнись! А это что еще за медведь-канатоходец? Забыли, где вы? Тут вам не цирк! Встрепенулись, оживились, и раз, два, три, раз, два, три…

Через полчаса дверь открылась. Первой вышла корова, затем тюлень в обмороке. А может, наоборот, так как девчушки были очень похожи друг на друга: обе в белых пачках, носочках, балетках, обе с аккуратными кичками. Они тянули пальчики ног вперед, ступая как истинные балерины. Так же, держа спину исключительно прямо, вышла следующая воспитанница балетной студии, наверное, медведь-канатоходец.

Занятия подошли к концу, и младшая группа – девочки трех-четырех лет отроду – устремились в раздевалку, чтобы потом разбежаться по домам. Как водится, они не торопились, ведь надо было еще похвастаться друг перед другом своими достижениями, весело пощебетать, от души посмеяться. Плохого настроения не наблюдалось, как будто и не было несколько минут назад оглушительного ора в их адрес, сдобренного нелицеприятными эпитетами.

Плохое настроение было у меня, и по дороге домой я пыталась выяснить у внучки Ангелины – воспитанницы балетной студии – причины столь грубого и, на мой взгляд, недостойного поведения педагога. Я была очень расстроена тем, что на девочек орут и что их обзывают. - Как ты не понимаешь, - с нескрываемым удивлением воскликнула Ангелина, - если на нас не орать, мы же ничего не будем делать!

Пришла моя очередь изумляться до потери речи. Что же это за занятия такие, где без ора нет достижений?

В тот же вечер за стенами студии данный вопрос обсуждался озабоченными представительницами мам и бабушек будущих танцовщиц. Возник так сказать стихийный родительский комитет.

- Орут, обзывают, наносят психические травмы ребенку, разрушают его психику! – возмущалась особо чувствительная мама.

Собрание поддержало ее почти единогласно, стали выдвигать предложения, как по-умному повлиять на ситуацию, потому что всем ведь ясно: начни бороться за права и достоинства обучающихся, и тут же навредишь самим обучающимся. Понятно, что претензии, предъявленные педагогам, боком выйдут ученикам, скажутся на отношении к ним. Неожиданно в этом праведном хоре всеобщего возмущения прозвучал одинокий, но твердый голос, сказавший: - А разве никто из вас дома на ребенка не кричит?

- Что вы сравниваете? - еще больше возмутились возмущенные и набросились на мамочку, посмевшую высказать кощунственную мысль. – Дома – это одно, а в школе-студии совсем другое!

То есть дома вполне себе можно управлять ребенком с помощью крика, по-свойски так, по-домашнему. Но за пределами родительского очага ни-ни, права такого никто не имеет. Чтобы разобраться в двойных стандартах, а заодно понять, хорошо это или плохо, когда старший кричит на младшего, начальник - на подчиненного, сильный - на слабого и вообще один человек на другого где бы то ни было, не лишне узнать о природе явления, то есть крика. Природа эта достаточно изучена, многое в ней прояснено.

Есть определение крика как громкого восклицания, громкого, резкого звука голоса. Такой звук издается при выражении сильного чувства, переживания, причем не только людьми, но и животными, птицами. В выражении чувств может быть задействована вся их шкала: от позитива до негатива. Поэтому нам известны крик души, радости, победы, а также крик гнева, отчаяния, боли, раздражения.

В школьных коридорах на переменках трудно услышать стоящего рядом – такой крик испускают вырвавшиеся на свободу учащиеся. Тем самым они снимают нервное напряжение после урока. Человек приходит в этот мир с криком как человек кричащий. Те, кто встречает его на земле, очень радуются, если младенец голосит что есть мочи, и сильно тревожатся, если он голоса не подает. Получается, что крик не всегда плохо, а иной раз очень даже необходимо и хорошо.

Накануне Пасхи Христовой в нашей церкви традиционно дети выступают со сценкой – напоминанием о въезде Спасителя в Иерусалим. Ослик, дорога, устланная пальмовыми ветвями, ликующие возгласы народа: «Осанна Сыну Давида!» Собрание верующих повторяет восклицание, пока дети следуют к алтарю. Повторять-то они повторяют, но как-то негромко и робко. Настоящего восклицания не получается. Что и ставит на вид пастор, обращаясь к верующим: «Только представьте, какое ликование было в те дни у народа, как радостно они кричали “Осанна”, завидев Христа? Почему же вы не кричите с радостью?»

Трудно выразить эмоцию, если ее нет. Еще труднее выразить сильную эмоцию надлежащим образом. Кричать (а для этого мы и наделены криком как способом выражения сильного чувства) пусть даже по делу, но при этом никого не унижать и не оскорблять, способны очень немногие.

Есть люди, с достоинством говорящие: «Я никогда не опускаюсь до крика». В этом утверждении заложено: «Кричать нельзя ни при каких обстоятельствах». Крик осужден безоговорочно. Правильно ли это? Не обделяем ли мы себя эмоционально?

Библия полна крика. Ее герои кричат от мук рождения, от боли, возмущения, гнева, испуга, радости. Именно горлом разъяренная толпа добилась от Пилата казни Иисуса. Пилат отнекивался, «но весь народ стал кричать: смерть Ему!» Пилат «возвышал голос», но перекричать «великий крик» разъяренных не смог (Лк. 23:18-25).

Но и то верно, что горлом слепой, просивший милостыню у дороги, добился внимания Христа. Слепой «закричал: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня». Окружающие «заставляли его молчать; но он еще громче кричал: Сын Давидов! помилуй меня» (Лк. 18:35-43). Слепой докричался до Бога. Хорошо бы и нам докричаться, чтобы, как тот слепой, услышать ответ Иисуса: «Вера твоя спасла тебя».